Я не стал тогда пространно объяснять ему, что "в подворотнях" дети знают, что учатся греху; "в печати" их учат, что
никакого греха не существует, есть только технология и гигиена, причем никакие благоразумные оговорки тут не
помогают, остаются лишь гигиена и технология. Я не стал пространно объяснять, почему на теме полового акта с
незапамятных времен - покров тайны, на ней лежит печать греха, и покров этот, и печать эта - священного
происхождения. Грех - не в самом половом акте (ибо Господь, сотворив мужчину и женщину, сказал им: "плодитесь и
размножайтесь",- Быт. 1, 28); грехопадение было в том, что люди познали добро и зло не с Божьего благословения, а с
помощью сатаны. Нигде добро и зло не соседствуют так опасно, как в плотском влечении, вот почему Адам и Ева, познав
добро и зло, тотчас устыдились своей наготы: это их души устыдились нарушения Божьей воли, через которое вошли в мир
грех, зло и смерть. Я не стал также объяснять, что плотские отношения мужчины и женщины облагораживаются и
возвращают себе изначальное благо и красоту только при условии любви - будь это личная и истинная любовь одной
женщины и одного мужчины друг к другу, которая порой сияет божественным светом и в этой жизни, полной тьмы, или та
Любовь, торжества и царствования которой во всем мире так жаждет исстрадавшееся от собственных преступлений
человечество, почти ничего для этого торжества не делая. И пока люди продолжают жить по законам зла и смерти -
печать греха будет лежать на отношениях полов; и делать вид, что грехопадения не было, что мы с вами бесконечно
хороши и продолжаем жить в раю, где нет ни греха, ни зла, ни смерти, - значит бесстыдно и глупо лгать. На самом деле
мы построили мир зла, и потому печать греха остается, и дети должны это узнавать. Пусть в подворотнях узнают; и
только собственная жизнь и собственная личная и истинная любовь (иногда - с помощью истинной культуры) могут
просветить детей.
Такого монолога я мальчику не сказал, ограничился несколькими фразами. Но он, выслушав, воодушевленно закивал
головой, порозовел и сказал: "Большое вам спасибо!" Он, наверное, и без меня поймет, что ни жизнь, ни культура не
могут оставаться самими собой, не деструктурироваться, если устраняются те границы между "можно" и "нельзя", которые
суть балки, столбы и стропила жизненной (и культурной) структуры. И никакие соображения "прогресса", "удобства" или,
скажем, "терпимости", или чего угодно не могут оправдать устранения этих границ.
* * *
Включаю телевизор. В окружении десятков трех людей, в основном молодых, сидит в кресле человек с лицом постаревшего
красивого мальчика и рассуждает о том, что нужно наконец узаконить, юридически ввести "в обычай" так называемую
"эвтаназию" (греч. "благое умерщвление"). Речь идет о проблеме добровольной смерти особо тяжело страдающего человека
- от рака ли, от другой болезни, от чего-нибудь еще - мало ли в жизни невыносимых страданий. Речь о том, что мы
должны юридически иметь право помочь такому страдальцу умереть; о государственном и общественном
(социально-нравственном) санкционировании этого акта; ведь так уже делается в одной из цивилизованных cтpaн Запада
(кинокадры), где наконец-то прочно утвердились в убеждении, что человек есть полный хозяин своей жизни.
Что-то потустороннее, зазеркальное. Не в самой даже смерти дело. И даже не в том, что последнее-то слово (оно же -
дело под названием убийство) будет реально принадлежать вовсе не самому страдальцу, просящему нас о "помощи", а нам,
эту "помощь" согласившимся оказать и оказывающим. И не в том, наконец, как это в христианской стране могут считать
человека "полным хозяином" своей жизни (он что ее - сам сделал? или на заработанные деньги купил?).
Дело в другом. Мало ли что бывает в жизни. Мало ли каких страданий свидетелем может стать тот или иной из нас;
может, они будут, на наш взгляд, столь невыносимы, что мы не выдержим и, нарушив Божью заповедь "Не убий" во имя
жалости, "поможем" и - убьем. И вот главное: грех этот человек совершит лично от себя, по своему свободному выбору,
на свою личную совесть. И ответственность за такой выбор перед Богом человек возьмет - во имя своей жалости - на
себя, ни на кого эту ответственность не сваливая. И сколько бы ни было таких случаев и таких поступков, каждый из
них будет личным и каждый единственным. Сколько поступков - столько и ответов. И это - правильно.
Но все, оказывается, можно устроить иначе. Ибо поступок, совершенный только по личному выбору и только на свою
ответственность,- это ведь чрезвычайно неудобно. А что если юридически, "извне", узаконить такой поступок, ввести
его в унифицированную правовую систему, в множественный "обычай"? Стереть грань между "можно" и "нельзя"?
Человеческим актом отменить вышний запрет - и тем снять со всякого человека ответственность за сделанный выбор?
Это уже не только разрушение культуры. Это разрушение человека как свободного существа. Это не просто унижение
человека - это втаптывание его в грязь, антропологическая порнография, акт, обратный акту Творения.
Не буду на этот раз предугадывать, что мне могут ответить некоторые, чем они могут возмутиться, над чем
усмехнуться. Хотя бы потому, что угадать несложно, а спорить нет смысла и уже скучно. Лучше я напоследок вот что
сделаю, вот как к ним обращусь:
- Господа товарищи! Давайте-ка, для устранения всех неясностей, договоримся так: вот вы все, борцы за свободу слова
и всего прочего, возьмите-ка и скажите прямо и громко: да, мол, для свободного человека никаких таких "запретов" -
то есть ничего святого - нет, все это тоталитарные выдумки; на самом деле все, что фактически возможно и удобно,-
можно и позволено, и такое положение нормально; ибо Единой Истины, священной и обязательной для всех, не существует
в природе: на самом деле истинно то, что мне удобно,- и это тоже нормально, это предполагает "альтернативную
нравственность" и называется свободой.
Скажите так, скажите громко и от чистого сердца, веруя в это; убедите меня в том, что вы в сердце своем прочно
утвердили закон джунглей, убили свободу и уничтожили человека как образ и подобие Божье,- и я умолкну.
Но вы ведь так не скажете. И не потому, что постесняетесь, а потому, что невольно, интуитивно, сердцем, наперекор и
назло собственным "взглядам", чувствуете запрет такое сказать и подумать всерьез. И так же интуитивно чувствуете
священную природу этого запрета хулы на Святого Духа, той самой, которая "не простится ни в сем веке, ни в будущем";
и тут все ваши "взгляды" бессильны. Потому что мы с вами, братья мои дорогие,- люди, сотворенные по образу и подобию
Божию. Можно забыть головой (и это происходит), но нельзя не знать сердцем, что культура жива, пока живы ее
сакральные основания, опирающиеся на заповеди и порождающие запреты; что культура, собственно, есть - как сказал
тоталитарный мыслитель Клод Леви-Стросс - система табу. именно благодаря этому культура и есть то, что помогает
человеку в этом мире, который во зле лежит, не до конца забыть о своем высоком происхождении, а иногда -
приблизиться к возможности постигнуть и свое предназначение.
Иначе культура превращается в цивилизацию, а свобода - в рабство у нее, ведущее к разрушению человека.
Появились учителя, они учат нас этой свободе разрушения. Но я думаю, что в России это не пройдет. Не такая - при
всей порче - наша порода. Так долго продолжаться не может, однажды настанет момент, когда Бог, по милосердию Своему,
даст нам с вами увидеть ясно, в какую бездну позора и унижения уставились мы зачарованным взглядом,- и мы с вами
задохнемся и взревем от ужаса и стыда, и всю эту отраву извергнем и изблюем, и снова станем самими собою. Не могу не
верить, что в России так будет рано или поздно. Слишком уж многое в судьбах мира от этого зависит.
Вот только детей жалко.

1993 В.Непомнящий "Да ведают потомки православных"...
СТР. 380 - 384

Источник - Православный Медицинский Сервер